Другая река - Страница 62

Истинное Имя, точно серебряный ошейник на шее оборотня, сомкнулось вокруг глотки Деллина, заставив того задохнуться.

– Мне еще раз повторить? – спокойно полюбопытствовал эльф, разглядывая страдальческие гримасы на лице главы гильдии.

Тот пошел бурыми пятнами, и Ириен решил, что пора ослабить хватку, потому что арбалетчики за его спиной пришли в легкое недоумение от неожиданной реакции патрона, да и кровоизлияние в мозг ритагонского мастера убийц в эльфьи планы не входило. Пока.

– Мне не нужен посредник, эльф. Мне нужен колдун, – прохрипел Деллин.

– Зачем, если не секрет?

Убийца захлебнулся кашлем, говорить ему не хотелось, причем до такой степени, что он готов был сам себе язык откусить. Лицо его налилось дурной кровью в попытке противостоять силе Истинного Имени. Впрочем, Ириену не нужно было никакого колдовства, чтобы понять побудительные мотивы мастера Деллина в его желании отыскать мэтра Ситири. И то была не месть и тем более не пресловутый кодекс чести, глупая выдумка умников из числа недоучек-студиозов с графоманскими наклонностями. Наемное душегубство, точно такое же ремесло, как и всякое иное, имело неприятную сторону в виде потенциальной опасности для целостности головы. Деллин думал о своем будущем, и пополнить ряды висельников ему не хотелось. Платный убийца желал для себя спокойной старости. И надеялся купить себе у герцога вольную от всех грехов, принеся в качестве откупного голову зловредного колдуна в мешке. Замысел отчетливо читался на его гладеньком личике. Ириен глумливо ухмыльнулся. «Не видать тебе головы Ситири, грязная тварь». Сумасшедший чародей заслуживал определенного наказания, но делать его жизнь разменной монетой в грязных ручонках убийцы эльф не собирался. Понятие корпоративной солидарности ему тоже было не чуждо, и сдавать птицелюбивого волшебника Альс никому не стал. Поступи он так, ему бы пришлось несладко. Что-что, а мстить чародейское братство умело во все времена.

– Я надеюсь, твои слова про кучку пепла – это только шутка? – молвил медленно эльф. – Где закопали твоих людей, мастер?

– Где? На погосте, как и всех прочих, – пробормотал Деллин, заметно серея губами. – Уж с полгода прошло…

Ириен искренне расхохотался, не сдерживаясь. Убийца уже вообразил, что мертвецов будут поднимать из могил, и сильно струхнул.

– Пошли кого-нибудь, чтобы показали мне их могилы. – Ириен тихо-тихо добавил, так чтоб его услышал только Деллин: – Более мне от тебя ничего не нужно, Ха'аравен-Лий. А я замолвлю-таки словечко перед Норольдом. В качестве компенсации, так сказать.

– Лунь! Кот! Покажите эльфу, где лежат Топор и Чернявый!

Парни недоуменно переглянулись. На их лицах лежала печать неподдельного удивления. Чтобы мастер Деллин – да отступил? Такого сроду не было. Эльф искренне пожалел парней, главарь не простит им свидетельства его слабости. Такое не прощают и не забывают.

У каждой расы свои погребальные обычаи. Тангары уходят в вечную жизнь за Гранью на вершинах своих могучих башен Смерти, в чистом пламени, как завещано мудрыми предками. У эльфов тоже принято огненное погребение, и Ириен сам рассчитывал, что после смерти кто-то положит его тело в узкую церемониальную лодку, закроет лицо белым полотном и разожжет высокий костер, чтоб эльфийская душа как можно скорее обрела новую плоть для очередного воплощения. Орки предавали мертвецов земле, но по их вере на месте упокоения сажалось дерево, и вместо печальных погостов орки получали зеленые рощи, почитаемые не больше и не меньше, чем какие-то иные места. Память о мертвых надлежало хранить лишь в песнях, а место, где орк обретает свой последний приют, не так уж и важно. И только люди упорно выкладывают своих усопших ровными рядами, занимая под кладбища нелишние в хозяйстве земли. В Ритагоне испокон веков мертвецов хоронили на Холодном поле, которое со временем превратилось в целый город могил. Здесь были и роскошные усыпальницы, и простые холмики с криво воткнутой табличкой с неразборчивыми надписями, и древние склепы, от одного взгляда на почерневшие створки входа в которые у малодушного зрителя возникала непроизвольная дрожь в коленях.

Наемников закопали в новой части погоста, выделенной для простолюдинов, и их хозяин поскупился даже на самый дешевый камень. Одна табличка на двоих – негусто. «А главное, недорого», – ухмыльнулся про себя Ириен. Пройдет совсем немного времени, и все следы того, что тут уже есть чья-то могила, потеряются, и сверху ляжет новый постоялец «вечной гостиницы».

Где-то в густой кроне старой нарани пронзительно крикнул грай, заставив Ириена невольно улыбнуться. Значит, его маневр не прошел бесследно и не остался незамеченным. Все-таки привычки волшебника – это страшная сила. Эфраим не спешил отказываться от услуг своих крылатых помощников. Сейчас чаровник забеспокоится не на шутку. И сделает первый шаг.

Эльфу не хотелось тратить много времени на рысканье по Ритагону в тщетных поисках Эфраима-трибарца. Сам объявится.

Побродив вокруг могил без всякой цели, Ириен еще раз убедился в глупости и недальновидности герцогини. Подсылать убийц к волшебнику – дело бессмысленное и проигрышное. Но исполнители, по всей видимости, стоили заказчицы, и в том, что их поджарили, не было ничего удивительного. Значит, оба оказались закоренелыми идиотами.

Храм Двуединого находился рядом, и Ириен, немного поколебавшись, решил заглянуть туда и уважить Неумолимую-Милостивого маленьким подношением. Они всегда были почти друзьями. Почти.

В отличие от храмов Пестрых святилища Великих Старых никогда не пустовали. Закутанные с головы до ног в серые необъятные одежды жрецы сновали вдоль стен бесшумными тенями. Несколько коленопреклоненных заплаканных женщин истово молились Двуединому у самого алтаря. Черные и белые его ступени, олицетворявшие лестницу в новую жизнь, в возрождение, терялись где-то во тьме под самым потолком. Трепетали на сквозняке свечки, пахло благовониями, и никто не обратил внимания на эльфа. Только служители Оррвелла утверждали, что их бог исключительно людской, и нелюдей в храмах странника не приветствовали. Для Куммунга, для самой воплощенной Смерти было все едино – что эльф, что орк, что человек. Смерть едина для всех, когда бы она ни пришла. Ириен осторожно положил на самую нижнюю ступеньку алтаря, иссиня-черную, маргарский браслет с бирюзой. По странной прихоти мастера-ювелира узор на браслете походил на переплетение множества рук. Среди них угадывались и детские ручонки, и тонкие женские пальцы, и мужские руки. И каждая рука сжимала бирюзовое яблочко. Красиво и… тревожно. Вещь рассказывала эльфу о предательстве и измене, постигших тех, кто осмелился носить этот браслет. И Ириен давно решил пожертвовать такую штуковину храму Неумолимой. Как мужчина, он мог обращаться только к противоположной, женской ипостаси божества. А как женщина, она не должна была остаться равнодушной к украшению с такой историей.