Другая река - Страница 25

Двигались не быстро и не медленно, Ириен никуда не торопился. Он понемногу присматривал за девицей Илаке, но в основном любовался весенним лесом, живописными речушками, коих в Олироне неисчислимое множество, словом, отдыхал как мог душой. Народ в обозе постепенно перезнакомился, маркитантка одарила своим вниманием всех, кого заинтересовали ее персона и опыт, то есть почти всех, и уже через два дня отношения у людей установились вполне непринужденные. Эльфа все эти послабления не коснулись, его побаивались и сторонились, стараясь совсем не замечать. А тот, привычный к подобному обращению, не обижался и не стремился, в свою очередь, к сближению. Плевать ему было на людей, на их косые взгляды и шепотки за спиной. Грин же оказался в центре всеобщего внимания как спутник и напарник молчаливого эльфа с двумя мечами. И не только поэтому. Его бесхитростная повесть о прошлогодней войне, наемничестве и недавнем разбойничьем налете имела успех у слушателей. Даже критически настроенная Илаке слушала его, раскрыв рот. Она, разумеется, тщательно скрывала свое отношение, но и ей путешествие начало нравиться. Она смеялась над шутками фокусника, непринужденно болтала с бывшей маркитанткой, и, как показалось Ириену, мысли о самоубийстве ее покинули. Пока они не добрались до брошенной деревни.

То ли жителей поселения поголовно унесло моровое поветрие, которое бушевало на этой земле лет пять назад, то ли они просто бросили свои худые наделы и подались на поиски лучшей доли, но деревня встретила обоз безжизненной тишиной и спокойствием. Соломенные крыши сгнили напрочь, но стены еще держались, а остатки плетней вполне годились в огонь. В поисках подходящего булыжника для кострища Ириен забрел на старое кладбище, издали походившее на маленькую рощу. Посаженные когда-то в знак скорби, кусты красноплодной уганты образовали целые заросли над скромными могильными камнями. Эльф побродил без всякой цели от одной могилки к другой, пытаясь рассмотреть насечки рун, но безуспешно. Погода и забвение сделали свое дело, стерев последнюю память о лежащих здесь людях. На одном из холмиков густо росли ранницы нежного бледно-лилового цвета. Насколько Ириен помнил обычаи провинции Олирон, такие цветы высаживали на могилах девушек, умерших до свадьбы.

– Красиво, правда? – спросила Илаке, подобравшись, как ей казалось, незаметно.

– Да. Эти цветы очень красивы, – отчеканил в ответ Ириен.

– Но они растут на могиле невинной девы. Разве это не прекрасно?

В голосе Илаке отчетливо прозвучал вызов. Эльф только усмехнулся в ответ, она до дрожи напоминала своего отца, такого же вечного и непримиримого спорщика, каким его знал Ириен в Орфиранге. Тот всегда хотел оставить последнее слово за собой.

– Смотря где видеть красоту и что понимать под прекрасным. Ранницы для этого подходят, старая могила – нет.

– Как, должно быть, просто произносить прописные истины, если твоя жизнь невообразимо длинна. А может быть, вы просто боитесь смерти? – Илаке презрительно, почти по-кошачьи фыркнула. – Ну, не стоит стесняться, господин Альс. Это вполне человеческое чувство. Только самые отважные, самые возвышенные люди способны отбросить свой страх…

Девушка продолжала свою речь, пуская в ход как расхожие, так и малознакомые цитаты классиков литературы Игергарда, Тассельрада и Маргара, ссылаясь на древних и современных мудрецов, словом, демонстрировала эльфу плоды воспитания и просвещения Дугнаса Винима во всей красе и непревзойденности. Поначалу он слушал заинтересованно, но через какое-то время утомился продираться сквозь дебри причин и следствий, предпосылок и выводов и прочей словесной шелухи. Когда Илаке наконец выдохлась и прервала монолог, Ириен дал себе возможность беззлобно и непринужденно рассмеяться.

– Ты умная девочка, прочитавшая много хороших и умных книжек, – спокойно сказал эльф в ответ на недоуменный взгляд Илаке. – Единственный твой недостаток – это отсутствие опыта и, как следствие, наивность. То и другое жизнь быстро излечивает, и я не стану брать на себя обязанности воспитателя. Слишком я стар для этого утомительного дела. Когда мы доберемся до Ритагона, я сдам тебя на руки твоему братцу и забуду о тебе навсегда, как о ночном кошмаре. А тратить на тебя силы и время… Нет уж, уволь.

Илаке растерялась. Она, уже предчувствовавшая вкус победы и триумфа, вдруг ощутила себя маленькой и глупой, недостойной лишнего внимания со стороны взрослого. Эльф не издевался, не смеялся, не пытался поучать с высоты своего возраста. Ему, оказывается, было попросту скучно. Скучно и безразлично.

– Не надо считать меня ребенком! – взвизгнула она.

На глаза навернулись злые слезы, а ноги как-то сами собой затопали на месте, делая взрослую уже барышню похожей на капризного малыша. За что Илаке удостоилась снисходительного взгляда и предложения вернуться в деревню, пока не совсем стемнело. Сочные удары веток по стройной девичьей спине, когда поверженная спорщица обратилась в позорное бегство, стали ответом.

– Вот видишь, Тиин'танали, как нехорошо вышло, – тихо сказал эльф маленькому лиловому бутону на своей ладони. – Невесть чего теперь они там измыслят. А ведь расскажи я ей, что ты любила жизнь больше всего на свете, тогда… сорок лет назад, разве она поверила бы? Глупая девчонка…

Спроси Ириена кто-нибудь, как он узнал Истинное Имя погребенной здесь девушки, он не смог бы ответить. Как он узнал? Оно проросло молодой травой и нежными цветами, его шептал ветер, оно сочилось сквозь пальцы теплыми комочками земли. Он не просто умел ВИДЕТЬ, он ЗНАЛ. Таким уж редким даром наделил его Создатель, приговаривая заранее к очень странной судьбе, судьбе Познавателя. В старину, в век Пестрых богов говорили, что над Познавателями не властен даже злой бог судеб Файлак. Так это или не так, Ириен не знал, потому что сравнивать ему было не с чем.